Идеальный раб

* * *

О чем повесть Гоголя? Быть может, о том же, о чем кричит «Крик» Мунка? Вряд ли автор только радовался, что дал нам возможность увидеть некий важный звук. Перебраться из области одного восприятия в другое. Скорее, это сам Мунк кричит: «Спасите меня!» или «Спасайся кто может!», или «Земля!», а может быть – «Рифы!» Да, конечно, хочется скорее понять, кому он кричит и что. И успокоиться. Но великие произведения существуют не для полного понимания. Они – крайние точки духовного пространства. Понять – значит усвоить, освободиться от волнения, раздражения. А они часто не даются, сохраняют независимость. Это неусваиваемые, внешние элементы нашего сознания. Инструменты для нравственного выживания. И необязательно знать, как работает инструмент. Разбирать на части не надо: перестанет работать. В «Подвиге» Набокова один из героев говорит, что функция литературы – спасать от одиночества. Можно добавить: и от одномерности. А со временем и понимание того, что есть само понимание, меняется.

Уместно вспомнить слова Гейзенберга: «Наука идет вперед не только потому, что нам становятся известны и понятны новые факты, но и потому, что мы все время заново учимся тому, что может означать слово «понимание».

А что же делать с карнавальным заходом – «В некотором царстве…», со всеми этими дурачествами типа «я это только для того пишу, чтобы ясно было, что по-другому и назвать нельзя было», «лежала против…» – не игра ли это все, не розыгрыш ли? Акакий Акакиевич не клоун ли с нарисованной улыбкой? Клоун в балаганном спектакле. Его и не жалко. Он падает – все смеются. А что не посмеяться, он же все равно счастлив – вон у него и на лице улыбка, даже когда у другого бы только злая усталость проявлялась за тупой работой. Похоже, по замыслу, даже смерть копииста (как и позже чеховская «Смерть чиновника») не должна вызывать обычной жалости. Жалеем живых, а тут ни родственников, ни друзей… Доктор ни с того ни с сего про качество гроба говорит – это автор нас к сну пушкинского гробовщика отсылает, в котором одни призраки и жалеть там точно некого.

Акакий Акакиевич жалок, но счастлив. Счастлив своей полезностью? Его улыбка – знак «Не надо меня жалеть». Он – функция, абсолют, идеал. Необходим, как деталь, и, как деталь машины, абсолютно бессмыслен вне этой машины. Он потому и пытается быть все время внутри машины-смысла. Даже дома переписывает для удовольствия. Человек будущего. Разделение труда привело к тому, что мы все в той или иной мере изображаем будущие машины. Область машинальности захватывает все большие куски жизни. Акакия Акакиевича заменил ксерокс, чьи-то специальности сейчас – функция будущего компьютера, кто-то считает, что в мире реально только то, что описывается математикой, строгими выкладками. Можно увидеть в таких Башмачкиных прообраз машин и радоваться: скоро все машинальное перейдет в ведение машин, и тогда... Но нет, похоже, ничего хорошего не произойдет. Просто будет экономика, как в странах продвинутого капитализма. Все жутко заняты, но что именно производит большинство людей, неясно. Заняты производством потребностей (по Бодрийяру).

Башмачкин мал размерностями. Она у него одна – количество переписанного. Вне переписывания его и нет. Он в этом смысле – человек будущего, идеальный раб. Ему не нужно свободное время, он и дома переписывает бумаги. Трудоголики всех стран – пугайтесь! За специальностью исчезает личность. Гоголю удалось увидеть то, что философы заметили лишь в конце следующего века. Но, конечно, современному критику трудно было принять «лишние» смыслы. Начиналась борьба за справедливость, борьба за права униженного и обиженного человека – вот его только в повести и увидели. Кто же знал, что эта одномерность ведет прямиком к 1917 году?

* * *

Может быть, повесть должна вызвать какие-то другие чувства и мысли? В ее «современном прочтении». Мы знаем, что Акакия Акакиевича полностью заменила в наше время машина-ксерокс. Похоже, что завтра компьютер заменит водителя авто, многих инженеров, юристов, бухгалтеров. Что делать? Кем и как быть? Гоголь как раз и подвигает нас думать в этом направлении. И дело не в выборе специальности. Его герой вполне доволен своей профессиональной деятельностью. Вопрос в том, как не потерять личность.

Ныне система дает возможность жить все более и более простым «отверткам». Специалисты победят? В каждом из нас? Вспомним, что демократия была выдумана рабовладельцами, выдумана для себя, для свободных от труда людей. Главной их заботой было понимать, что происходит в Городе, голосовать соответственно этому пониманию и защищать его. В отличие от древних демократий избирательное право ныне дается и Акакиям Акакиевичам, этим счастливым новым рабам. Людям, не имеющим сил, привычки и умения к выработке собственного мнения, собственной позиции. Людям-функциям.

Правящий класс в Риме не знал, как справиться с бездельной толпой, а мы продвинулись. Сейчас кроме зрелищ предложено соревноваться за кусок хлеба. Только называется эта арена конкурентной экономикой. С детства учат людей не тому, как занять себя, жить своей жизнью, а – новому рабству. Престижно быть трудоголиком. Современные Башмачкины больше специалисты, чем граждане. Для них почти любой поступок оправдан увеличением шансов реализоваться как специалисту.

Что нас может уберечь от обашмачивания? Широкое образование, включающее обучение возвышенной праздности, воспитание в каждом хотя бы частицы «счастливцев праздных, пренебрегающих презренной пользой». Но образование подменяется обучением умениям, обеспечивающим место в конвейере.

У Башмачкина отобрали шинель. У «Шинели» – многозначность. Писателя можно ограбить после смерти. Приклеить произведению свой ярлык. Пролежит повесть под чужим названием на складе, будут ее товаром-нагрузкой бесправным школьникам продавать.

Проживи автор формулы «Сила и понимание книги в ее своевременном прочтении» социалист Белинский еще лет двадцать, может быть, и не был бы он столь однозначен в интерпретации «Шинели». Увидел бы столь же безжизненный антиполюс: уже созревал в своем счастливом детстве, готовился к триумфу Обломов. Почему антиполюс? А потому, что Акакий Акакиевич и Илья Ильич своими именами объявляют о своей воспроизводимости, о торжестве своих ДНК. Две комплементарные цепи в молекуле ДНК расположены в противоположных направлениях – антипараллельно. А магия литературы – пусть живет. Без разоблачений.

* * *

Две цитаты из Набокова помогут читателю принять сей текст за призыв внимательно перечитать «Шинель»:

«Великая литература идет по краю иррационального. «Гамлет» – безумное сновидение ученого-невротика. «Шинель» Гоголя – гротеск и мрачный кошмар, пробивающий черные дыры в смутной картине жизни. Поверхностный читатель увидит в этом рассказе лишь тяжеловесные ужимки сумасбродного шута; глубокомысленный – не усомнится в том, что главное намерение Гоголя было обличить ужасы русской бюрократии. Но и тот, кто хочет всласть посмеяться, и тот, кто жаждет чтения, которое «заставляет задуматься», не поймут, о чем же написана «Шинель»…

«Русские прогрессивные критики почувствовали в нем образ человека угнетенного, униженного, и вся повесть поразила их своим социальным обличением. Но повесть гораздо значительнее этого. Провалы и зияния в ткани гоголевского стиля соответствуют разрывам в ткани самой жизни. Что-то очень дурно устроено в мире, а люди – просто тихо помешанные, они стремятся к цели, которая кажется им очень важной, в то время как абсурдно-логическая сила удерживает их за никому не нужными занятиями – вот истинная «идея» повести».