О проблемах преподавания литературы в школе
Статья и видео на тему воспитания и образования детей
Так удивительно, на мой взгляд, что в школе есть только один предмет, в котором говорится, собственно, обо мне. Как ребёнок может спросить: «а где у вас тут уроки обо мне? О том, почему я такой, почему мне снится то, почему я боюсь этого, почему у меня отношения складываются или не складываются — это у всех так или только у меня?» Таких уроков нет. Подразумевается, конечно, что это всё мы поймём через литературных героев и как-то определим свою позицию в жизни: кто я такой и как мне с самим собой жить.
Иллюстрация / shutterstock (Источник)
Какая тут проблема? Во-первых, почему литература одна? Почему так получилось? Почему нет культуры? Это же много что: музыка, балет, кино, театр. Кино сейчас, наверно, большинство детей чаще смотрят, чем читают. Ничего плохого в этом нет, но читать вроде бы учат: что-то видеть в тексте, его анализировать, а про кино разговоров особенно и нет, даже про экранизации. Есть такая проблема. Я уж не говорю, что человек общается не только словами. Есть ещё жесты, мимика, интонации, и это то, чем любой ребёнок пользуется. Более того, дети овладевают интонациями раньше, как я заметил. И вообще жест старше слова как знак общения.

И всё-таки литература одна. Понятно, почему всё так складывалось: массовая школа в XIX веке, единственным способом доставки информации в поселение, город, село была книга. Но сейчас ведь у каждого в кармане все музеи мира, все оперы мира, все театры, нажимай и смотри. Почему-то этих уроков нет, никто не помогает разбираться. Из-за этого и престиж школы теряется. Как же так, у меня вокруг мир, есть сфера, в которой я хотел бы ориентироваться, я в ней ориентируюсь, считаю, что всё понимаю. Может так и не считаю, но школа мне не помогает. Хотя вроде бы на то и школа, чтобы учиться понимать жизнь. Это, конечно, проблема.
И сама литература, посмотрите. Если глянуть, как там всё распределено, то большая часть — это литературоведение. Любой урок — это композиция, жанр, художественные приёмы. Всё равно, что меня вместо того, чтобы учить водить машину, учили бы, из чего состоит бензин и как работает двигатель. Это, конечно, нужно, но это никакого отношения к умению водить, — жить, — не имеет.
Да, кто-то пойдёт работать литературоведом… Понятно, что все учителя литературы закончили какие-то филологические отделения педагогических вузов. Они это всё проходили, для них это всё близко, термины и структура, способ мышления о литературном произведении. А нужно ли на это тратить ограниченное школьное время, во всяком случае, в таком объёме, — большой вопрос, на мой взгляд.
Ещё одна вещь важная, может быть, наиболее важная. Посмотрите, все герои XIX века (так уж сложилось, что у нас большая часть классики литературы XIX века) — это всё какие-то люди, то лишние, то маленькие, то вообще мёртвые души, то униженные, оскорблённые… Во всяком случае, таких очень много. И что же получается? Про них всё время речь. Ладно, можно. Но ведь школьный учитель, по традиции нашей школы, рассказывает, почему они такие и что их вины там нет. Это общество их сделало такими! Как же получается, так их и личности нет, нет свободы воли что ли?
Гении наши, которые, как все считают и как мне кажется, на несколько голов выше всех остальных — Пушкин, Толстой, Достоевский, — у них-то как раз всё сбалансировано. Положительные герои есть и личности. Мы видим, как они, кто они. Взять Акакия Акакиевича того же в «Шинели». Если внимательно почитать, там же видно, Гоголь пишет, что он ничего не умеет. Скорее возникает вопрос: «Как такой маленький человек выжил и ещё ест щи с мясом?» Он же не захотел даже бумагу исправить там, где нужно было. Бумага была написана от первого лица, а нужно было в третье переделать. Он отказался, говорит: «Нет, думать я не хочу, только переписывать». И такой «автомат», он выжил. Но нет, про него написано «такой маленький человек в этом давящем Петербурге», всё плохо, общество плохое. А сам человек-то где? И получается, что литература плюс объяснения, анализ произведения, они как бы говорят: «Да нет, Чацкий-то не резонёр, он приложиться не может в этом обществе. Печорин, он выдающегося ума и характера человек, просто не может найти себе место в царской России».

Вначале это было выгодно тем, кто готовил революцию, знали они это или нет, что они её подготовили. Однако потом, уже в коммунистической власти, как всё плохо было…Классику же не выбросишь, хотя и пытались, зато её повернули, и взгляд на неё был такой, как и остался сейчас. Это печально.
Получается, что всё в таком боковом внимании доносится, а это обычная манипуляция. Доносится, что всё от среды зависит, а от тебя мало что. Если у тебя что-то не так, ты возмущайся тем, что тебя окружает, устройством общества. А сам-то ты что? И получается, посмотрите: про Обломова шесть уроков, а Менделеев упоминается один раз на одном уроке. Я имею в виду как личность, а не как автор таблицы Менделеева. Действующий человек, реальная личность в школе — и про него так мельком сказали. А как всё было плохо в XIX веке, как всё было в Николаевской России душно и спёрто, вот это говорится, говорится и говорится и на других уроках. Неважно, литература это, история или химия, важно, что в сумме получается вот так. Недостаток литературы, конечно, в этом есть, недостаток школы.
Надеюсь, сейчас всё будет меняться. Всё-таки возможность всегда иметь все духовные богатства, всё читать, всё смотреть, всё слушать не так давно получилась. А школа, естественно, — инерционный такой механизм, и постепенно что-то там произойдёт, изменится. Но нам, родителям, нужно всё-таки это понимать и помогать детям. Объяснять, как вообще воспринимать музыку и театр, и кино. Пока школа перестроится, нам нужно самим участвовать.
Другие материалы