У Пушкина есть такое часто цитируемое стихотворение:

Я сейчас про последнюю строчку «случай, бог изобретатель». Тут как бы три сущности, которые, можно сказать, являются источниками нового. Но случай мы не могли предсказать, он не предопределён. Мы сейчас не говорим о разнице между «не предсказан» и «не предопределён».

Бог, можно считать так, — это законы. Есть законы, которым мы вынуждены подчиняться, начиная от тяготения и всего остального. Это можно так перевести, что исходно были. Созданы или нет, сейчас не про это речь. И изобретатель, изобретения — это же тоже создание чего-то абсолютно нового, того, чего не было.

Где могут быть эти изобретения? Мы все их знаем, и они рационально не следовали из того, что было, иначе это и не было бы изобретением, вот что интересно. Поэтому в определениях рационального поведения, иррационального поведения нужно быть осторожными.

На самом деле, если человек абсолютно всё время ведёт себя рационально, то его как бы и нет. Каждый на его месте вёл бы себя так же, если нет изобретений. Другое дело, конечно, глупо вести себя иррационально в каких-то абсолютно обыденных вещах. Но как раз смелость мысли — это изобретение, оно и двигает вперёд. И нужно понимать базу, где человек принимает решения. Часто мы оцениваем другого человека, находящегося в других обстоятельствах, видящего свою ситуацию подробно, и говорим: он как-то нерационально, неверно себя повёл. Но мы не видим той ситуации, и некоторые вещи могут нам казаться вообще незначимыми. Для него они были значимы.

Это часто бывает при оценке писателей, правителей. Писатель смотрит как бы в одном профиле на жизнь, а правитель по-другому. Он видит много того, чего писатель и деятели культуры часто могут не видеть или специально от этого отстраняются. Они как бы живут в разных временах. Правитель может думать, скажем, о том, что будет через 20 лет, через 10 лет, и он вынужден думать о нации вообще. Если какой-нибудь полководец будет думать о том, что ему надо спасти, и вся его мысль будет о том, как бы только зря не рисковать, то он заведомо проиграет. Полководец должен рисковать, потому что он не может предсказать поведение противника, и раз уж не может предсказать, то он всегда рискует. Но он должен знать, что он рискует жизнями людей и это недопустимо с точки зрения обычной морали. Как я могу рисковать чужими жизнями? А полководец думает о том, чтобы выиграть эту битву.

Правитель может думать даже длиннее. Полководец думает, скажем, о завтрашнем дне или на 10-20 дней вперёд, или год, а правитель может думать на десятилетия и делать что-то, что совершенно не вписывается в логику обычной нынешней жизни. Правильно он при этом думает и прогнозирует — это другой уже вопрос, но всё-таки у него совершенно другая логика.

И тут проблема, и нет решения. Можно сказать, да, тогда всё нужно оправдывать. Нет, в этом-то и проблема. Всё оправдывать нельзя, и в то же время нужно понимать, что ты можешь многого не знать и по-другому относиться к политике. Я сейчас фактически говорю про политику.

Восточный подход больше такой, что мы относимся к власти как к сантехнике. Работает — и хорошо, не будем разбираться и участвовать, что-то улучшать, скажем. А западный — что я включен в политику, это часть моей жизни, это часть моей активности. Какой правильный? Это уже другой вопрос. Но они оба разные. Иногда мы смотрим на Восток и удивляемся чему-то, иногда — на крайний Запад, и тоже удивляемся, как они относятся к политике, как они участвуют в ней. И то, и то может показаться странным, но это два разных подхода, наверное, не верно спрашивать, какой верный. И тот, и тот, мы видим, живёт, и нации развиваются и в том, и в другом, где-то замедляются, где-то быстрее, но двигаются.