Если придумать какое-то название тому, что я сейчас хочу сказать, это было бы «Эмансипация ребёнка и нравственная лень взрослых». Мы все ленимся или, если по-другому сказать, стараемся действовать с минимумом затрачиваемой энергии, что фактически одно и то же, только названия разные. И наверное, все могут заметить, что мы чаще говорим детям какие-то простые вещи.

Если мне, например, кто-то скажет: «Ты наивный, ты принял то за это...», — вроде «наивный» — это такая нейтральная характеристика, — мне захочется сопротивляться. Мне не хочется вообще попадать под какие-то определения, если только это не просто «ты замечательный, ты хороший» — тут ещё можно согласиться. А вот «наивный или доверчивый» вроде позитивная характеристика, ничего плохого в ней нет, но каждый может себе что-то придумать. Какой-то протест поднимается, что ты хочешь сказать: «Почему тогда ты мне что-то доверил? Или тогда я не был наивным?». То есть, ты против простоты, не хочется быть понятным, простым, ясным. Тебя расписали, как бы в автомат превратили внешне. А я же намного сложнее, даже если я просто сижу и ничего не делаю и не говорю, у меня внутри много чего происходит, я очень сложный! Но это я для себя сложный, и вот мы сопротивляемся, это понятно.

Во-первых, это нужно замечать и понимать, что характеристики кому-нибудь нужно давать очень аккуратно, и думать, стоит ли. Даже если они проскакивают так, что человек и сопротивляться не будет, он и удовольствия не получит от того, что вы его упрощаете. А с детьми тут полная безнаказанность. Есть известный эксперимент по безнаказанному поведению одной группы по отношению к другой, как люди становятся совсем не людьми или сдвигаются куда-то в сторону от людей. И в семье безнаказанность, особенно по отношению к детям, тоже проявляется.

Так легко мы говорим детям: «Ты вот такой то», — и ребёнок ещё всего не знает, что он не хочет быть простым, и ему хочется быть сложным, и уже неприятно. Всем известно, что нельзя говорить: «Ты злой». «Ты поступил как злой» ещё терпит человек, но нельзя говорить что-то негативное и прямо применять, говорить «ты такой-то». Ведь это никто не наблюдает в семье, нет записи, чтобы потом предъявить и сказать: «Как же вы так?». Брякнул и всё, расслабляемся с детьми. А это, по-моему, и есть антивоспитание, когда мы расслабляемся.

Можно дать такую физиологическую аналогию, хотя, может, это и не аналогия, а десмология. Мы знаем, что некоторые мышцы мы можем просто приказом заставить действовать, например пальцем. А сказать себе, чтобы понизить пульс или повысить его, я не могу, мне нужно подумать о чём-то плохом. То есть это уже на химическом уровне управления. Также чтобы человек не сутулился, можно говорить ему: «Распрямляйся, распрямляйся!», — а можно сказать, например: «Тебе нужно всё время не упускать желания быть выше». Тогда тоже человек не будет сутулиться, раскачает мышцы, которые он чисто приказом не может контролировать.

Так и тут нужны установки общие. Почему я сказал про эмансипацию ребёнка?

Это в каком-то смысле действительно так. Всё, что мы говорим, оно остаётся, но только в такой невысказанной форме. А потом мы будем удивляться, почему к нам кто-то там из детей, когда вырос, относится не так, как бы мы хотели, теряется какая-то связь. Потому что поднимается всё то, что он не мог возразить в самом маленьком детстве, и не понимал как. Оно и записалось там, хоть и в другой форме. Он не может сказать, когда ты что-то не так сделал, просто общее отношение будет другое. Поэтому нужно бороться с нравственной ленью. А как? Как будто кто-то наблюдает, он же.